– Ну, выпить – ладно, – Гурьев усмехнулся, доставая коньяк и сноровисто нарезая лимон с сыром. – А отчего ж не поговорить?
– Ушей много оттого что.
Гурьев напрягся. Кажется, начинался один из тех разговоров, от которых у него всегда зубы тоской начинало ломить.
– Много?
– Ну, – Денис выдержал паузу. – Есть, в общем.
– Кто? – вопрос был задан тоном, который Шульгин до этого у Гурьева не слышал. – Я слушаю.
– Да Маслаков, – Шульгин аккуратно плюнул на папиросу и сунул окурок в пустую пачку. – Ты его не видал ещё? Парторг наш.
– Ну, на самом деле уже удостоился чести.
– Вот. Его и боятся.
– Такой страшный?
– Мудак он грёбаный, понятно!?
– Понятно. А остальные?
– Ну, что – остальные. Разве против Маслакова можно буром переть?
– Коротко и ясно, – кивнул Гурьев, заканчивая приготовления к трапезе. – Подробности потом. Ты где живёшь, боцман?
– Живу. На Морской.
– От Чердынцевых далеко?
– Шесть дворов, – осклабился Шульгин.
– Ты не лыбься, боцман, – усмехнулся Гурьев. – Я всё про себя и про неё знаю, только слюни распускать не нужно, потому что компота не будет. Давай-ка вздрогнем, – он разлил коньяк.
– Вообще-то я по другим делам, – сознался Шульгин, с подозрением косясь на янтарную жидкость в рюмках. Нет у меня настоящих коньячных рюмок, тоскливо подумал Гурьев. Ни для тебя, ни для себя нет. Господи. Рэйчел. – Но с хорошим человеком – почему же не выпить?
– Ты почему не женат? – продолжая улыбаться, быстро спросил Гурьев.
Шульгин помялся немного и вздохнул. И махнул рукой:
– А! Сначала было не до того. А потом стало не до этого.
– Ясно, – кивнул Гурьев и, улыбнувшись совсем уже безгранично, хлопнул Шульгина по плечу.
– Дорогая вещь, – опять покосился на коньяк Шульгин. – Ну, поехали.
Они чокнулись и выпили.
– Я не стеснён в средствах, не волнуйся, – Гурьев отправил в рот «гвардейский пыж» – два ломтика сыра, а между ними – кружок лимона без шкурки, и Шульгин, крякнув, ловко собезьянничал.
– А где машинка? – завертел головой Шульгин. – Ну, которая деньги печатает, – И видя – Гурьев не собирается отвечать, сменил тему: – А что это за закуска такая хитрая?
– Имени покойного императора Николая Второго, Денис.
– Ага, – немного удивился Шульгин. – Ну, между первой и второй… За что пьём?
– Со свиданьицем, – Гурьев тихонько звякнул своей рюмкой о рюмку Шульгина и медленно выпил.
Денис, напротив, залпом опрокинул в себя напиток и полез пальцами за очередным «пыжом»:
– А ничего, крепкий! Посуда уж вот только мелковата.
– Тепло? – поинтересовался Гурьев.
– После пятой поглядим, – уклонился от прямого ответа Шульгин, набивая рот закуской. – Ты надолго к нам?
– Увидим, – Гурьев быстро изготовил новую порцию закуски и отправил это себе в рот. – Полагаю, да.
– Это хорошо.
– Чему ты так рад, боцман? Думаешь, тебе со мной легко будет?
– А я и не хочу, чтобы легко. Я хочу, чтоб весело было. А с тобой, Кириллыч, видно: уж чего-чего, а вот соскучиться – ну, никак не получится.
– Наблюдательный, – Гурьев облокотился на стол. – Стихами разговариваешь. Но уж очень быстрый ты, Денис. Это мне не подходит.
– Есть самый малый вперёд, – наклонил голову Шульгин. – А чего ждём?
– Мы не ждём, Денис. Мы работаем и готовимся.
– Не понял.
– Это потому, что торопишься. Ты не торопись. Ты наблюдай и думай.
– А Маслаков?
Ага, мы вернулись к нашим баранам, подумал Гурьев. Он снова налил коньяк Денису и себе:
– Маслаков, Маслаков. Что это ты так на него бросаешься?
– Да уж больно здоровый он гад, Кириллыч. И скользкий, не ухватишь!
– Денис.
– Что – «Денис»!? Тебе… Знаешь, что он тут вытворяет? Врагов народа разоблачает! Без роздыху… Су… Бл… Твою… Ну, в общем, – Шульгин яростно почесался. – Я бы эту падлу своими руками, – он поднёс ладони к лицу и посмотрел на них со злостью. – Только коротки у меня руки-то. Я понимаю, что ты от мамкиной титьки сам давно оторвался, просто предупреждаю. На всякий случай.
– Чувствуется, серьёзно он тебя допёк.
– Да всех он загребал, всех!
– Ясно, ясно, – Гурьев усмехнулся. – Ты писать умеешь?
– Чего?!
– Грамоту знаешь, спрашиваю?!
– Ну?!
– Ну и написал бы, куда следует. Клин клином, как говорится.
Рука Шульгина замерла на полдороги к рюмке. Он уставился на Гурьева:
– Ты чё, Кириллыч? Грёбнулся, что ли? Ты за кого меня держишь-то?
– Ты волну не поднимай, боцман, ты лучше пей.
– Не-е-ет, ты погоди, погоди!
– Да нечего мне годить, Денис, -Гурьева улыбнулся и прищурился. – Как хныкать, так вы тут как тут, пожалуйста. А как сделать что-нибудь, так в кусты? Потому всякие подонки уселись вам на шею и ножки свесили.
Шульгин крякнул и опустил голову. Гурьев молчал, наблюдая. Наконец Денис поднял лицо и хмуро посмотрел ему в глаза:
– Нехорошо говоришь, Кириллыч. Неправильно. Доброе дело надо чистыми руками делать!
– А если чистыми не получается?
– Вешайся, – убеждённо сказал Шульгин, схватил рюмку в кулак и одним махом влил в себя её содержимое. Громко поставив рюмку на стол, снова глянул на Гурьева: – А проверять меня вот так не надо, Кириллыч. Я те не мальчонка с грязным пузом. Проверяльщик ещё туда же… сопляк! Извини, конечно.
– Крут ты, Денис Андреич, – Гурьев усмехнулся и поднял свою рюмку, – но я не в обиде. Давай ещё разок вздрогнем. За добрые дела чистыми руками.
– Годится, – оттаивая, буркнул Шульгин.